Два с половиной года беспредела, основанного на распоряжении Попова и указе Ельцина о дополнительных полномочиях исполнительной власти г. Москвы, закончились тем, что 2 апреля 1993 года Конституционный Суд России признал ельцинские указы по Москве незаконными. Но дело было сделано. Торговые работники души не чаяли в поповско-лужковской приватизации, а «бюджетники», составляющие 60 % взрослого населения Москвы, стали пушечным мясом реформы. Слова Лужкова о том, что ельцинские указы по Москве отменять поздно, оказались банальной истиной и одновременно оценкой оперативности Конституционного суда. Указы Ельцина можно было бы с тем же успехом отменить и через двадцать лет.
Попустительство экономической преступности и отказ от регулирования торговли в столице заметно сказались на благосостоянии москвичей. В результате политики администрации Москвы цены на продовольствие здесь оказались в 2–3 раза выше, чем в соседних областях («ВМ», 13.07.93). «Свободная» торговля накручивала цены многократно. Казалось бы, продовольствие должно было просто хлынуть на столь выгодный для ее производителя рынок. Этого не случилось, потому что криминальный рынок прочно охраняет свою монополию. И Лужков верно служил этой системе – так, летом 1993 года вместо борьбы против теневиков-монополистов он бегал в Правительство РФ с просьбами о продовольственном снабжении Москвы за счет централизованных административных рычагов («МП», 14.07.93).
Лужковская (а ранее – поповская) администрация была полностью погружена в эту систему грабежа и активно способствовали ее формированию. Криминальную ситуацию в столице в значительной степени усиливала именно безоглядная приватизация московских магазинов. Перепрофилирование продуктовых магазинов приняло массовый характер. Карающая рука закона по отношению к нарушителям договоров купли-продажи вдруг ослабла, но руководители ведущего приватизацию Москомимущества продолжали жаловаться на службу главного городского контролера (В. П. Миронова), контрольно-ревизионное управление мэрии и даже на органы по борьбе с экономическими преступлениями. Среди чиновников (правоохранительные органы, Москомимущество, Антимонопольное управление, Фонд имущества) шла постоянная борьба за влияние на процесс приватизации и право получать мзду с новоявленных собственников. А жалобы друг на друга иллюстрировали давно известную ситуацию: вор у вора шапку украл («Куранты», 17.10.92).
Самостоятельное значение имеет история с «приватизацией» (захватом Лужников), где впоследствии стартовала карьера жены мэра Лужкова. Приватизация крупнейшего сооружения в Москве должна была принести городу всего 100 млн рублей. Выложить такую сумму не представляло труда для любой криминальной структуры. Тем более что финансовое вложение могло окупиться буквально в один день – за счет дневной выручки от продажи билетов. Единственным препятствием изъятию ценнейшего объекта у города стал Моссовет, который воспротивился включению Лужников в программу приватизации на 1992 год и отменил распоряжение Лужкова, опирающееся на «дополнительные полномочия», полученные им из рук Ельцина. Директор АО «Лужники» сразу вчинил иск Моссовету. Суд родил решение, которое не отменяло ни распоряжение Лужкова, ни решение Моссовета. Мир должен был после такого решения умереть от изумления. Но вмешалась Генеральная прокуратура, в которой нашлись люди, отказавшиеся закрывать глаза на разбазаривание национального достояния, и мир пока продолжил жить («РГ», 29.06.93).
Однако если прямой грабеж не удавался, то новорожденная олигархия находила иной способ «законного» отъема собственности ли, денег ли – все равно. В сентябре того же года Лужков отдал стадион под торговую площадку, ставшую одной из наиболее криминальных точек Москвы, к тому же рассадником антисанитарии.
Способов овладения собственностью прохвосты-приватизаторы придумали немало. Первым приватизированным магазином России оказался Государственный универсальный магазин – главный, первый из первых, известнейший магазин страны (общая площадь всего имущественного комплекса ГУМ – 172 тыс. кв. метров). Он был прибран к рукам фактически еще в 1991 году – до всякой приватизации.
Затруднения у приватизаторов вызвало появление «государственной программы приватизации», согласно которой здания исторических объектов приватизации не подлежат. Тогда криминальное сознание номенклатуры изобрело хитрый ход (одним из ведущих изобретателей стал бывший член Президиума Моссовета Ю. Соломатин, с большим трудом выбитый моссоветовской комиссией по потребительскому рынку с поста председателя комиссии, но зато избранный председателем совета акционеров ГУМа). Для того чтобы увеличить обеспеченность акций АО «Торговый дом ГУМ» и привлечь внимание разного рода инвесторов, здание было передано не напрямую от Москомимущества на баланс Управления контроля, охраны и использования памятников истории и культуры, а своеобразным «транзитом» через АО. Временное владение (внешне похожее на вечное владение) зданием помогло вздуть цены на акции на чековом аукционе («Сегодня», 28.05.93).
Несмотря на то, что сессия Моссовета 4 ноября 1992 года приостановила приватизацию зданий, находящихся в пределах Садового Кольца, 27 ноября 1992 года председатель Фонда имущества выдал АО «Торговый дом ГУМ» свидетельство на право собственности, в перечне которого значились и здание ГУМа, и все его помещения в пределах Садового Кольца. Это свидетельство стало предметом скандала на сессии Моссовета, но суть дела была основательно затушевана противостоянием двух «партий». Одна из «партий», отстаивающая интересы акционеров ГУМа (во многом почему-то совпадающая с фракцией «ДемРоссия»), противостояла попыткам другой «партии», стремящейся снять с должности председателя Фонда имущества и назначить на этот пост своего выдвиженца. Первая «партия» каким-то образом могла быть причастной к покушению на этого выдвиженца (во время разбирательства дела его ударили на улице металлическим прутом по голове), а вторая «партия» откровенно копалась в семейных делах своего врага – председателя Фонда имущества (через прокуратуру Москвы предпринималась попытка раскрутить дело об изнасиловании или хотя бы опорочить конкурента оглаской подозрений). А тут еще выяснилось, что обе партии не были чужды интереса к акциям ГУМа и приобрели их в немалом количестве.